«Для меня это не “они”, а “мы”»
Дарья Белова — о работе над вторым сезоном документального сериала «Я псих?»
© Людмила Белова
Сериал немецко-российского канала OstWest «Япсих?», рассказывающий о жизни русскоязычных людей с особенностями психики во время локдауна в Берлине, — всвободном доступе на YouTube. Анна Меликова поговорила с режиссеркой второго сезона сериала Дарьей Беловой опонятии «норма» и разных методах (само)помощи.
— Для тебя это первый режиссерский опыт в формате reality. Были ли у тебя кинореференсы?
— Практически никто из нашей команды не занимался раньше документальными сериалами. Мывосновном снимаем кино, которое условно называется «авторским». Поэтому и здесь мы исходили из близкой нам стилистики, нам было важно визуально передать ощущения героев, поработать с образностью и тактильностью, ритм сериала намеренно довольно медленный. Яимои операторы (впервую очередь выпускница МШНК Валентина Крышова, и еще были Платон Огарев и аргентинская операторка Джорджина Претто) уделяли большое внимание работе с кадром, движению камеры. Вдокументальных сериалах, которые я посмотрела заранее, меня все время отталкивала телевизионная эстетика. Мне казалось, что я смотрю расширенный репортаж. Мне было интересно пойти в этом жанре на эксперимент и снять его как настоящее кино. Япока подобных документальных сериалов не видела — покрайней мере, на русском языке.
— Когда тебе предложили войти в этот проект, были ли у тебя сомнения, касающиеся темы? Достаточноли хорошо ты в этом разбираешься?
— Тема меня как раз очень интересует. Мне кажется, очень важно вести подробный и внимательный разговор о жизни с особенностями психики. Мария Макеева, продюсер этого сериала с канала OstWest, предложила мне посмотреть первый сезон, который снимала Любовь Камырина примерно три года назад. Меня удивило и заинтересовало то, как открыто герои говорят о своих психических расстройствах. Мне кажется, с подобными расстройствами живет огромное количество людей, в том числе среди моих знакомых, друзей. Для меня это не«они», для меня это «мы», все.
© OstWest
— Один из героев, хорошо известный в России художник и шоумен Пахом, произносит в сериале такую фразу: «Психическое здоровье — это отсутствие человечности».
— В сериале вообще часто задается вопрос, что такое норма. Пахом говорит отом, что любые наши сильные переживания — влюбленность, сильные сомнения, страсть к чему-то — это уже отклонение от нормы. Итогда получается, что пребывание в норме — это отсутствие существования человека. Конечно, есть разные расстройства, в том числе те, что наследуются генетически. Номногие из тех типов расстройств, окоторых мы говорим, приобретаются в течение жизни, и поэтому никто от них не застрахован. Есть люди, которые знают это о себе с юности, и примерно годам к 30–35 они готовы к тому, чтобы пойти к терапевту. Аесть те, кто ни очем не подозревает, а потом происходит сильное событие, и их выбрасывает из их нормальной жизни. Часто человеку может казаться, что он со стабильной психикой, а потом что-то — например, развод, расставание с любимыми, потеря работы ит.д. — может спровоцировать кризис. Или, например, локдаун. Именно в период берлинского долгого локдауна мне стали писать многие друзья и спрашивать номера психотерапевтов.
— Как говорит другой герой сериала, поэт Александр Дельфинов, «диагноз — это условность, но она позволяет обсудить много вещей». Каких, например?
— Люди с особенностями психики часто задаются вопросами, которыми вообще-то занимаются большая литература и философия, — вчем смысл жизни, зачем мне жить дальше, как я общаюсь с другими людьми, любит ли меня кто-то. Обэтом спрашивает себя любой думающий человек в течение жизни. Нодиагноз — условность еще и потому, что симптоматика некоторых расстройств пересекается. Поэтому людям ставят часто два-три диагноза. Или диагнозы могут меняться в течение жизни. Определить диагноз нужно в основном для того, чтобы правильно выписывать медикаменты. Адля психотерапевтов, как я поняла, не так важно точное закрепление диагноза, потому что они работают с симптомами: тревога, депрессия, усталость, расстройство пищевого поведения, суицидальные мысли.
© OstWest
— Как ты искала героев? По каким критериям отбирала?
— У нас было мало времени на кастинг. Мыискали около трех недель вместе с Юлей Ефременковой. Все герои участвуют в проекте, потому что у них в той или иной мере есть психоактивистская позиция. Имважно обэтом рассказать, показать, что с ними происходит, и они очень надеются, что это сможет помочь как другим людям с такими расстройствами, так и тем, чьи родственники или друзья живут с этими расстройствами, а они не могут их понять. Мыискали как среди знакомых, так и в разных группах. Кнам пришло довольно много людей.
Изначально должно было быть четыре героя, и было понятно, что из прошлого сезона должен был остаться один человек или два. Явстречалась со всеми прежними героями. Но у кого-то что-то наслаивалось по графикам. Плюс к нам приходило так много новых людей со своими проблемами и удивительными историями, что я решила из прежнего сезона оставить только Сашу Дельфинова. Всамый последний момент, когда уже сложился состав из четырех героев, художник и галерист Игорь Зайдель сказал мне, что еще ведь есть Пахом в Берлине. Явстретилась впервые в жизни с Пахомом и была им совершенно очарована.
— Он был в какой фазе? У тебя есть сцена в сериале, когда он приходит в галерею с пивом и жестко кроет всех матом.
— Когда мы встретились, он был в относительно спокойной фазе. Его заинтересовал проект, и он согласился участвовать. Поэтому появились пять героев. Хотя для структуры сериала проще былобы работать с четырьмя. Ноянемогла не взять Пахома — вчастности, потому, что он такой enfant terrible, он активно критикует психотерапию, и это очень распространенное мнение, в том числе среди людей с психическими расстройствами. Мне казалось важным показать панораму разных мнений.
© OstWest
— Герои могли попросить тебя что-то не вставлять в окончательный монтаж?
— Все, что показано в проекте, — это только то, что хотели показать и рассказать сами герои. Если что-то попадало на камеру, а они не хотели, чтобы это оставалось в фильме, я это не брала в монтаж. Это касается как героев, так и психотерапевтов. Вэтом проекте этический вопрос был для нас основополагающим: отношение к героям, их безопасность. Ябегу максимально от каких-либо манипуляций или расследований. Ядаже многое не брала из того, что герои разрешали брать, если мне казалось, что это может навредить им в будущем.
— Мне показалось, что саму тебя интересует в первую очередь то, как с помощью искусства, креативной энергии человек может адаптироваться и продолжать, так сказать, нормальную жизнь, несмотря на расстройство личности. Почти все твои герои — гуманитарии.
— Важно подчеркнуть: это не означает, что у всех людей искусства есть психические особенности, хотя многие — например, из тех, кого мы проходим в школе, — этим отличались. Мне хотелось показать разную палитру. Илюдьми искусства являются все-таки только двое из героев: это Саша Дельфинов и Пахом. Марина училась на филолога, и, еслибы она этим продолжила заниматься, онабы работала в академическом поле. Софа работает в IT-компании. Ито,что она в конце сериала открывает в себе креативные способности, — это, скорее, разговор про зажатые желания, которые она раньше не позволяла себе реализовать. Рома чем только не занимался. Но,что интересно, к концу сериала он тоже стал говорить, что ему нравится заниматься музыкой, ставить пластинки. Онсказал, что, когда у него появится возможность где-то обосноваться, первое, чтобы он купил, — это микшерный пульт для диджеинга.
© OstWest
— В сериале нет героев, которые работают в сферах по оказанию помощи другим людям: врачей, юристов, правозащитников ит.д. Интересно было бы узнать про их депрессии и их выгорания, когда ты все время вынужден(а) помогать другим и у тебя нет времени думать о своих состояниях.
— Конечно, было бы интересно. Нонекаждый хочет и может открыто об этом говорить. Это все равно очень стигматизированное поле. Для многих это может повлечь последствия как на работе, так и в их окружении, и часто люди боятся даже друзьям своим рассказать, а уж тем более говорить в открытую зрителям. Все наши герои — невероятно смелые люди, и я им очень благодарна за их искренность и открытость. Мыхотели внести свой скромный вклад в дестигматизацию людей с особенностями психики, показать, что об этом можно и нужно говорить.
— Из всех героев фильма только один человек состоит в традиционных нуклеарных семейных отношениях. Отображаетли это статистику?
— Думаю, что нет. Но об этом правильнее спрашивать специалиста. Вопросы про статистику — это очень тонкая тема: как это считается, кем это считается? Известно, что рождение детей может обострить развитие депрессивного и биполярного расстройств и вообще любого расстройства, которое было раньше у человека. Часто добавляется родительское выгорание. Иесли я проанализирую свой круг знакомых, то это довольно равномерно распределено. Скорее, те, кто живет в традиционных семейных отношениях, реже говорят о своих расстройствах — втом числе потому, что есть долженствование, ответственность родителя, непонятно, как говорить об этом с детьми, а может, я просто устала, а может, я просто злюсь.
© OstWest
— Если бы ты снимала этот сериал не в Германии, а в России, что было бы по-другому?
— Пока мы снимали и занимались постпродакшеном, нам многие говорили, что в России былобы намного сложнее найти героев, которые былибы готовы вести такой открытый разговор, потому что люди боятся последствий для себя вплоть до увольнений. ВГермании этот разговор ведется более активно и давно. Замечательно, что в России этот процесс тоже постепенно начинает происходить.
— Тебе кажется, что та поддержка, которая оказывается этим людям в Германии, достаточна?
— Русскоговорящим? С одной стороны, в Германии есть такие вещи, о которых рассказывали и Софа из нашего сезона, и Динара из прошлого сезона: они работают в IT-компаниях, и у них принят такой кодекс, по которому, если они чувствуют, что у них нижняя фаза их расстройства, они могут написать работодателю: извините, я не буду в течение такого-то времени появляться на работе, потому что у меня есть это расстройство.
— Это в Германии на законодательном уровне или компания сама принимает решение?
— Мне кажется, это решается внутри каждой компании. Поскольку много психоактивизма и разговоров вокруг этой темы, постепенно компании переходят на такой план общения. Это если ты без справки от врача. Асдругой стороны, на государственном уровне ты просто идешь к психотерапевту или психиатру, которые оплачиваются твоей страховкой и приравнены к любым другим врачам. Если ты не просто звонишь на работу и говоришь, что тебе плохо, а дошел до терапевта и получил от него справку отом, что тебе рекомендован отдых, ты отправляешь эту справку на работу, и они обязаны дать тебе больничный. Психические болезни здесь приравнены к физическим болезням.
— Ты периодически даешь своим героям в руки камеру, и они снимают себя сами. Как тебе кажется, меняются ли они, когда чувствуют на себе взгляд твой и операторов и когда остаются с камерой один на один?
— Да, меняются. Идея была в том, чтобы дать им возможность сказать без присутствия кого-либо о своих переживаниях. Когда мы в самом начале рассказывали героям о том, что у нас есть несколько нарративных стратегий — документальная съемка, сеансы с психотерапевтами и видеодневники, — это никого не смущало. Наоборот, им было это интересно. Нопозже оказалось, что эти видеодневники очень сложно записывать. Например, Рома стал записывать только ближе к середине. Марина — наоборот, почти перестала.
© OstWest
— То есть им, скорее, был нужен собеседник, чтобы суметь выразить собственные чувства? Важно было понимать, что кто-то слышит.
— Да. Но это все индивидуально. АСаша Дельфинов великолепно с этим справлялся. НоиРома, которому было тяжело записывать, и Дельфинов, для которого это было легко, сказали, что запись этих дневников сама помогает им начать чувствовать себя лучше. Выяснилось, что это тоже один из механизмов самопомощи: вмомент обострения записывать себя на телефон. Через рассказывание происходит стабилизация.
— Ставила ли ты перед собой задачу обязательно найти хотябы одного квир-героя? Учитывая, по каким причинам люди из России часто переезжают в Германию…
— Задачи такой не было. Мы просто бросили клич в интернете. Икнам пришли в том числе люди из ЛГБТ-сообщества. Как появился Рома: я попросила связаться с Мишей Бадасяном, которой работает в центре беженцев. Японимала, что сейчас многие люди из бывших республик Советского Союза подают в Германии на статус беженца. Миша посоветовал нам несколько человек, которые столкнулись с теми или иными преследованиями, пытками, самым разным насилием и, как следствие, страдают от психических расстройств. Одним из них был Рома. Когда Рома пришел к нам, он сказал, что посмотрел первый сезон и хочет нам заявить, что проблем у тех людей нет. Онимел в виду, что есть люди, которые живут с куда более острыми фазами, как, например, он сам. При посттравматическом синдроме, как у Ромы, человек регулярно испытывает одновременно и психическую, и физическую боль. Явидела, что, когда мимо проезжала машина и сигналила, Рому начинало колотить.
Но Рома пришел к нам еще и потому, что ему нужен был русскоязычный психотерапевт. ВБерлине колоссально сложно найти русскоязычного психотерапевта или психиатра. Здесь и в целом сложно попасть на прием к психотерапевту, часто нужно записываться очень заранее: скажем, в феврале ты хочешь записаться на прием, а тебе говорят, что первое свободное окно будет в августе. Срусскоговорящими специалистами еще сложнее. АРоме действительно была нужна помощь в тот момент.
© OstWest
— Участие в сериале помогло ему научиться контролировать свои состояния?
— Было видно, что психотерапевтка Лана Лёзер, с которой он работал в проекте, действительно помогает Роме стабилизировать состояние. Уже ближе к окончанию проекта Рома сказал, что хотел бы продолжать и дальше работать с Ланой.
Тут важно сказать, что у нас в сериале были не сеансы с психотерапевтом, а консультации. Консультация — это больше про поддержку, и это довольно щадящий режим, ты не прорабатываешь то, что может ретравматизировать человека. Насеансах, когда они продолжили работать после проекта, они уже пошли вглубь. Работу с посттравматическим синдромом на камеру мы не проводили.
— Я как человек с повышенной тревожностью поймала себя на том, что во время просмотра сериала у меня стал повышаться уровень тревожности: когда я слушаю монологи людей, говорящих о том, что мне так хорошо знакомо, мне становится некомфортно. Анатебя работа с таким материалом как-то влияла?
— Негативно? Нет. У меня был эффект узнавания, а также интерес к тому, как герои справляются со своими состояниями, как по-разному проживают их. Марина, например, рассказывала, что депрессивные фазы ее биполярного расстройства доходили вплоть до того, что она практически не могла ходить и дышать, раньше я о таком не слышала.
Дельфинов говорил, что в моменты обострения он часто звонит друзьям и говорит с ними о чем угодно и сам этот разговор уже стабилизирует его состояние. Все зрители солидаризируются с разными героями: это зависит от их возраста, гендера и жизненного опыта. Пахом говорил, что ты просто в течение жизни обучаешься сосуществовать со своим расстройством, учишься прислушиваться к себе и понимать, что тебе в данный момент нужно: вот сейчас наступила такая фаза, и надо просто спокойно посидеть, никуда не бежать…
— …Не идти с бутылкой пива в галерею…
— Да (смеется). А надо просто посидеть на бережку условного озера, подумать о жизни. Перестать себя корить, винить, перестать пытаться сделать то, что ты должен сделать, но на что в данный момент нет сил. Иэто уже мысленное достижение. Ясейчас говорю про состояния средней интенсивности, при сильной интенсивности — наоборот, важно обращаться за помощью: терапевтической, медикаментозной или той, которая помогает конкретно данному человеку. Новсостояниях средней интенсивности при правильной работе с ними иногда можно даже черпать что-то новое для себя, присмотреться к изнанке мира или лучше понять свои собственные желания. Вцелом речь о выходе на другой уровень осознанности. Наши герои говорят о довольно простых, но понятных и работающих методах самопомощи и прислушивания к себе. Мне самой знакомы и депрессия, и материнское выгорание. Думаю, мнебы тогда очень помогло, еслибы я увидела такой сериал и поняла, что я не одна.
